Для выставку Куинджи, о которой столько говорили и писали, я купила студик за месяц. По-другому было наверное. Купила и купила, сохранила себе билет, отметила вторник в календаре и стала ждать. Пока не дождалась. В понедельник моего посещения Третьяковки ударил приличный морозище. Но это мне еще повезло — получи и распишись завтра обещают всё еще хуже.
Безусловно, билет я взяла на самое раннее перепавшее, на 10 утра, чтобы хотя бы первое время не толкаться совсем уж в толпе людей. (как) будто оказалось, правильно сделала.
По пути к Третьяковке выслушала бурчание старушек, направлявшихся туда же по скользкому-скользкому тротуару, — двум старушки-подружки были недовольны новой навигацией в подземная (трасса. Я безмолвно их одобрила и пошла дальше. У Третьяковки сейчас стоял мерзнущий хвост из людей. Я с облегчением узнала, что такое? это без билетов, просто в кассу, а с электронными билетами — «уходить там». Вон там стоял хвостик куда-либо короче.
Ровно в 10 распахнулись двери, и пара жизнерадостных и еще бодрых дяденек, похожих для положительных санитаров в психбольнице, проверили у нас билеты и пропустили в середину. Какую-то тетеньку с билетом на 10:30 попросили бери выход, приговаривая: «Да нам-так не жалко, но не положено!»
Ми заранее посоветовали сразу подниматься на незаинтересованный этаж, чтобы, пока все первые слушатели толкутся на втором, успеть посмотреть картины бери третьем на просторе. Я решила, что заседание мудрый, поднялась на лифте на беспристрастный этаж. Меня встретила удивленная билетерша: «О, ваша милость решили начать прямо отсюда? Ну и чин чинарем!»
Я вошла в зал с закатами. В нем не было безлюдно, кроме смотрительниц. Я им пожелала доброго утра, и они в свой черед одобрили мое решение начать смотреть выставку на, против потока.
Прямо на меня глядел «Закят в степи» (обычно живущий в музее Бурятии) — большое полоса, знаменитое, и так здорово было видеть его, далеко не обсаженного людьми, а на просторе, с этим заваливающимся после горизонт пылающим солнцем, что я застряла у входа в неф на некоторое время, и только потом двинулась по стены, где были развешаны остальные закаты. Их тамо много. Маленьких и даже очень маленьких. И кончено пылают ярким огнем заходящего солнца. Особенно мятежный — «Закат зимой. Берег моря».
Изо всех остальных закатов мне запомнился настоящий «Красный закат» — тоже какой-нибудь-то безумный, пылающий.
Где-то за тридевять земель внизу, на втором этаже, слышался ор голосов, оживленный шум. А здесь было секретно и совершенно безлюдно.
За залом с закатами — холл ночной и вечерний. Он и расположен очень счастливо — в глубине, сам полутемный, и только картины выхвачены в нем освещением. Зайдя тама, я застряла надолго у картины «Вечер держи Украине». Одна из лучших, с этими белеными хатками, высвеченными бледным вечерним светом.
Оный зал — сплошные луны и ночь. Украинская Никта, конечно, лучше всех. Вот опять хатки «Украинской ночи», освещенные луной неизвестно зачем ярко, словно и не ночь вовсе.
Вишь «Дарьяльское ущелье» с таинственно подсвеченными полной луной скалами, как например сейчас декламируй рядом с ним про теснину Дарьяла.
Вишь филигранное «Ночное». Тоненький месячишко над мерцающей водой и задумчивые коняки, жующие траву.
Вишь «Сумерки», где заваленный вкривь крест сумрачно торчит на переднем плане — перестарок могила какого-нибудь путника. «И в степи-и плохо-ой схо-орони-и меня…»
Страшные тени в области бокам, меж деревьев, и чуть освещенная персона в центре — «Христос в Гефсиманском саду». (кино)лента из музея Алупки. И кипарисы на крымские похожи. Большая нехарактер для Куинджи — человеческие образы получи полотне.
Так тихо в этом зале, а слышно тиканье фиксатора температуры, или (языко эта штука называется. Она тикает тихонько, яко маленький метроном, отмеряет секунду за секундой.
В центре всего делов зала, конечно, знаменитая «Лунная воробьиная ночь на Днепре» с множеством копий и эскизов. Не хуже кого мне повезло, что я одна — есть отойти подальше, подойти поближе, с такого ракурса, с этакого… Никакая размножение этой картины передать не может, как будто это такое на самом деле. Ее купил который-то из великих князей и возил во (избежание показа на яхте, что на пользу картине безвыгодный пошло. Но, видимо, реставраторы над ней потрудились.
Систематически стали подтягиваться люди, прошедшие второй подклет. Послышались разговоры. Про закат, про лунную нощь. И я ретировалась в следующий зал.
Этот зал дочиста — небо и солнце. Когда входишь в него, а некто еще совершенно пустой, ощущение, что поутру распахнули окно. Со мной такое было ранним поутру в Тарханах, в бревенчатом домике, где под окнами росли яблони и сливы. Настоящий неслышный, но ошеломляющий поток воздуха — «утренние» картины Куинджи.
В самом центре, как бы только входишь, волшебный, с репейниками, «Славутич утром». Кажется, Куинджи в эту картину вложил себя несравнимо больше, чем в ту же «Лунную ноченька» с ее световыми эффектами. Не бесполезно же он так обиделся на публику следовать холодный прием картины.
Дальше можно простираться в любую сторону — везде простор, облака, более чем достаточно воды и гор.
«Волга» (из музея Азербайджана) — экий просторище и облака-столбы, и с этого утеса неймется заорать песню про Стеньку Разина. А до этого часа лучше — молча посидеть, свесив бежим вниз, потому что это совсем безлюдный (=малолюдный) страшно.
Маленький этюд «Тополя», с ростовского музея — что-то восхитительное. У тополей сих я тоже зависла надолго. Репейники — сие то, что у Куинджи получалось едва ли без- лучше луны и зкатов.
Сияющая небесной радостью «Радуга» по-над дорогой, извивающейся среди поля.
Дымчатая фильм с длинным названием «Прозрачная вода. Смотрит медведем день. Крым». Куинджи же предостаточно долго прожил в Крыму, и видел его нисколечко не таким, каким привыкли видеть летние отдыхающие.
«Полк. Крым» — те же восхитительные репейники, как будто и на Днепре, так же четко и с любовью выписанные нате переднем плане. Тоже, кстати, все репродукции никуда малограмотный годятся, в оригинале это фантастическое солнце, прямиком жаром от картины веет.
У этой картины я впала в некоторое недоуменность. Я было прошла мимо нее, но на) этом месте появилась мама с малышом, довольно горластым. И ведь ли мама решила с малолетства прививать дитятке приверженность к прекрасному, то ли его просто подевать некуда было, но у каждой картины возлюбленная, занимая малыша, читала ему подписи. (на)столь(ко) вот, это — «Крым». Неоконченная полотно. Такого Крыма я не видывала.
«Море» (изо музея Самары) — опять-таки яркое соль, которое словно поглощается синим морем и дальним небом с тучами.
«Волны» — напрямки Айвазовский. Но это неудивительно, Айвазовский а был учителем Куинджи. И «Волна» — в свой черед в его традициях.
Прославленное вертикальное «Туман» — громадное, как настоящее, плывет под тобой куда-то, на самом деле громадное — и спокойное.
Крошечная скетч «Дали. Крым» — вызвала у меня нездоровое подхихикивание одновременно с любованием картиной. Хихиканье — потому что что вспомнила филокартиста из довлатовского «Заповедника», тот или иной искал типично псковские дали.
Это я сделано зашла в такой отдельный закуток, где разместились главным образом много Кавказа. «Эльбрус днем», примерно сказать. Я им в детстве любовалась с Машука, различая двум вершины…
«Казбек» (из музея Пензы). Оный же свет на горах, что и сверху украинских хатах, восхищавший зрителей. Эту картину я неведомо зачем и не нашла в интернете, но вот похожая.
«Бабье лето. Туман» — еще один редкий пример, где есть что-то с людьми, пусть бы люди тут толком не видны, си, силуэты.
А вот эти дали меня простой зачаровали. Не псковские, но тоже северные. Картина к картине «Север» — «Лесные дали». С сосной, и распрекрасной.
Выбравшись изо гор, я вернулась к морю и Крыму, и этот палата завершила чудесной картиной «Морской бичевник. Крым». Она яркая-яркая, копии неважный (=маловажный) передают ничуть настоящего цвета.
Уже немножечко обалдев от всего великолепия, я мимо портретов работы Васнецова и Крамского перешла в холл, где выставлены экспериментальные работы Куинджи. Зачем там только нет. Людей, правда, не имеется. Зато есть «Солнечные пятна возьми инее».
Есть «Хаты в снегу», поглощать «Лес зимой», а есть и «Сердце России. Вид на Кремль со стороны Замоскворечья» — немножечко неожиданно.
А еще более неожиданно — «Тип из окна квартиры в Петербурге».
Наконец беспристрастный этаж заполнился людьми, и я решила отправиться получай второй этаж. Там народу было — маман дорогая! Все картины обступили зрители, и я с трудом разглядела вслед спинами, что вообще там выставлено.
Да, все начинается с «Березовой рощи».
Суровые режим Третьяковки о молчании на посетителей выставки, видимо, невыгодный повлияли, потому что разговоров хватает )) Рука об руку «Рощи» за моей задом общается парочка. Девушка: «У него а мало деталей». Юноша высокомерно и возмущенно: «Кого и след простыл, у него много деталей!» Девушка, смущаясь: «А, да что ты да».
Но вообще интересных разговоров я безграмотный наловила. Наверное, потому, что большую обрубок выставки посмотрела в одиночестве. Правда, такой тип мне понравился куда больше.
На втором этаже долее) (того один зал, разбитый на две не то — не то три секции тонкими перегородками. По ним распределены «березовые», «лесные» и «северные» пейзажи.
«Лесное водоем. Облако» — словно темный озерный шайтан встал из воды. Вспоминается Папашка изо «Самой легкой лодки в мире» Коваля — чисто таким он среди ночи может выступить из глухой озерной воды.
Неподалеку — одну крош картин с дубами, мрачными великанами в разных вариантах. Идеже-то они совсем похожи на вертикальное туман, где-то не совсем. Они странноватые, хмурые, что лешие, и зрители к ним идут неохотно. Подходят, только-тол когда места у всех других картин заняты.
А во «Лес. Лопухи» — очень уютная nature-morte.
Как и прелестная, с россыпью мелких цветочков, «Лесная поле».
Сказывается явное пристрастие Куинджи к колючим растениям. Для третьем этаже было много чертополоха, а шелковичное) дерево много сосен, выписанных со всей любовью и тщательностью. «Пич-пайн» (из Симферопольского музея) — в качестве кого живая.
«Сосна» (из Тверского музея), висящая получи корнях на обрыве, выписана с звенящей четкостью.
Та а звенящая четкость камней и стволов — в картине «Держи Валааме». Ради такого, пожалуй, получи Валаам стоит и съездить.
Более знаменитая — «Нате острове Валааме», с той же четкостью скал, держи которой соседствуют береза с сосной — своего рода знак.
Громадный вертикальный «Север» с одинокой сосной. Плечо в плечо нее столпилась группа пятиклассников, которым миловидная чертовщинка пытается доходчиво объяснить, что к чему. «Ваша сестра бывали в горах?» — «Да-а! Не-ет». Чтения стихотворения Лермонтова относительно север дикий я не услышала, но допустимо, оно было.
Наконец мне удалось приблизиться и к «Ладожскому озеру» — оно зачем-то едва ли не популярнее березовой рощи. Не то — не то просто так совпало. Четкие, выпуклые камешки в берегу, роскошное облако над водой — отчего может быть лучше, чтобы на этом прекратить. Ant. начать прогулку по выставке?
Круг почета ми сделать не удалось — народу набежало сделано очень много, и хотелось поскорее выйти, с тем чтобы не растерять впечатления в толчее. Новые публика прибывают, а старые всё никак не уходят, видишь и получается толпа. В залах вдоль картин проведены синие полосы, а у больше всего популярных поставлены барьеры, чтобы посетители нимало уж не обнюхивали холсты и не мешали другим глазами). Все равно находятся персонажи, лезущие по (по грибы) линию носом к картине. Смотрительницы их по первости, пока народу было мало, отгоняли, вслед за тем плюнули, кажется.
Каталога выставки я не нашла, тем паче в электронном виде. Раньше Третьяковка издавала, а теперь что-то нет. Жаль. Пришлось находить картины по просторам. За это я получай Третьяковку страшно сердита, потому что названия у картин адски сложные — облако, облако, берег, Славутич… поди разберись, что искать. (до что собирала с миру по нитке, придираясь к качеству репродукций (засим, где это возможно).
В общем, выставка хорошая. В основном картины с Русского музея, кое-что из Третьяковки, вдоль одной-две-три картины из региональных музеев, гораздо не все добираются. И, конечно, как славно ни оцифруй эти пейзажи, живьем короче не в пример лучше. Так что однако же я сюда выбралась — и правильно сделала. Что такое? и вам желаю.