Триеннале Василия Поленова 16 февраля закончилась. Кой-какие впечатления от картин, залов, подбора материала и выставки в целом. Если только прийти в первых рядах, то войдя в залы, впору увидеть такую невероятную картину.
Только прежде «Московским двориком», который принимает в себя первую ударную волну посетителей, ранее стояла группа людей и яростно делала селфи.
А как ни говори второй «Дворик» очень даже если интересный — он без людей. Вслед стенкой от второго, «населенного» варианта картины.
Неужли, я дожидаться, пока все удовлетворят свою селфи-нужда, не стала, пошла дальше, вглубь залов… Мимо первой европейской поездки, с мрачными реалиями быта средневековой и античной Европы, с ее «Правом господина» и «Цезарскими забавами».
И унывно бредущая «Стрекоза», будущее которой неявственно.
Честно — поначалу получается впечатление смазанное, странное, смотришь и внятно ничего не можешь понять, и уже сомневаешься — а может, стоило маловыгодный выпендриваться, и как люди, взять аудиогид? Ужель или хотя бы почитать расписанную изумительный всю стену биографию…
Проходишь по залам, скользишь взглядом сообразно пейзажам, по эскизам декораций и костюмов к каким-в таком случае давно забытым операм — «Призраки Эллады» получи слова Мамонтова и музыку Поленова же, вдобавок какие-то странные туманные произведения… Акварели к опере Серовой «Уриэль Акоста» — выпуклые, четкие… А как бы то ни было если бы не 17-й год, у нас бы равно как были и экзистенциалисты, и сюрреалисты, и многие, многие — заместо одного соцреализма, слегка разбавленного футуризмом и формализмом. Неужели это так, к слову.
После призрачных таинственных декораций, с подачи узкий переход вдруг оказываешься в зале с пейзажами. «Разновидность на Тарусу» и «Вид бери Тарусу вечером» — две длинных узких панорамы с частных коллекций — с призрачным светом, дрожащими огоньками идеже-то далеко на берегу… И картины начинают коммутироваться в какую-то логичную, хоть и отрывочную до ((сего что, мозаику…
Много картин из музея «Поленово». Ранее ради этого стоило прийти на выставку, оттого-то что в Поленове мы были и в дом манером) и не прорвались — толпа жуткая в на выход день, надо будет приехать в будни. Взять, прелестная, с явным влиянием Левитана, «Золотая чернотроп» — вид на Бехово, но всего только еще без каменного храма.
А вот «Кирка в Бехове» мне нравится еще и тем, зачем Поленов сам ее спроектировал, да самолично и написал, когда построил!
В конце зала — двум мрачных, тяжких картины на одну и ту а тему — «Больная». Написана подо влиянием личных впечатлений, нескольких смертей близких людей. Такая чернь разливается вокруг картин — как вроде (бы) художник всю накопившуюся в душе скорбь выплеснул для эти холсты, чтобы наконец от сего ужаса отделаться.
Отсюда хочется поскорее приставать с печальным полупоклоном. Туда, где «Окка, летний день», «Река Клязьма. Жуковка», редкий воздушный «Ранний снег», пестрые веселые «Баржи» с переславского музея.
Огромную часть жизни Поленов посвятил картинам нате евангельские темы. Об этом в советской школе оторванно не рассказывали, предпочитая для описания дозволять «Московский дворик». И сейчас вдалеке не всем зрителям вообще понятно, о нежели речь на том или ином полотне. Чисто на месте музейщиков я бы какие-в таком случае выдержки евангельские, что ли, к картинам приделала, в качестве комментарий. Это во времена Поленова все Законоположение Божий учили.
Великолепное «Воскрешение дочери Иаира» — такая поверка с мрачной и безнадежной «Больной», всего на все(го) радостная, с верой в чудо. Глазастая хорошенькая чернявая девчушка чешется руку к Иисусу — вот-вот, всего-навсего немного наберется сил, а потом вскочит с кровати и побежит сверкать на улицу.
Жизни Иисуса посвящены две огромных зала, в которых сразу немного теряешься. Картины с Евангелия объединены с картинами, которые Поленов написал, путешествуя в области Ближнему Востоку, а между прочим, он тама дважды успел съездить, отважный человек.
Отбою) зарисовок — точно фотографии, сделанные на памяти. Понятно, что они ценнее и то ли дело любых фотографий, что это все равняется взгляд художника. Но взгляд цепляется всего лишь за несколько, и все они собраны в одном углу, наизворот «Дочери Иаира». Выпуклая, фактурная «Маслина», «Харам-эш-Шериф, часть двора», «Дворик в Тивериаде», «Евреи у стены Соломона», «Арашан Девы Марии в Назарете» и «Моленная Гроба Господня. Внутренний вид».
В поездке за Греции и опять-таки Ближнему Востоку «(з`амок) Танкреда» выделяется и «Парфенон» — облачны, непривычный… Это скорее наброски к евангельским картинам.
К ним и переходишь через видов мест. «Возвратился в Галилею» — бездна света, ясная такая. Как и «Бог поможет на Тивериадском озере».
И «На неудача».
И совсем не каноническая «Тайная пир» — в темной комнатушке.
Динамичная и тоже светлая «Возвестила отрада плачущим».
В конце зала отличная штука — электронный атлас. Посмотреть его точно стоило, потому как будто многих картин нет сейчас, утрачены, пупок развяжется-то пропали. Но, кажется, в Чехии издалече этот альбом по случаю выставки, возлюбленный и сохранил нам все картины. Бабулька передо мной смотрела, отчего-то листая его задом наперед.
А вона «Христос и грешница» впервые подле этом освещении мне увиделась объемной — вона эта большая лестничная каменюка за задом Иисуса прямо полезла наружу из картины, образуя иллюзию объема. Оно конечно, критика, разносившая картину вслед «смазливую грешницу в окружении несимпатичных старых евреев», может, и имеет перед собой основания, но очень уж подлунный мир хорош, и фигуры, и лица фактурные. Даже тапки возьми грешнице как-то очень убедительно получились ))
Ото широкого размаха евангельской серии я наконец устала. И захотелось сообщиться к чему-то более простому. Тут меня выручил следующий небольшой зал с природой, которую разбавляют несравненно получающиеся у Поленова деревянные потемневшие халупы и накипь доски. Они и из пейзажа не выбиваются, и украшают его беспримерно, очень…
Вот «Пруд в Абрамцеве», примем.
И «Деревня Тургенево», спрятавшаяся посередине картин учеников.
А уж «Лопух» и «Репей» (последний — из частной коллекции) — во всех отношениях прелестны.
«Река Оять».
Совершенно чудная «Сахарная курган зимой», брейгелевская какая-то.
С зала ведет дорожка наверх. Там в определенные пора показывают фильмы, а еще вдоль стен развешаны грамоты и остальные любопытные документы. Я кое-какие сфотографировала, для общество трезвости, например.
В такой «бескартинный» залец полезно зайти для перезагрузки. Поболтать со смотрительницей, окинуть глазами занятные документы, а потом, спустившись обратно в ухо залов, немного по-новому взглянуть держи картины. Замечаешь те, на которые сперва не обратилда внимание.
На интерьеры кремлёвских соборов и палат, так.
К некоторым картинам захотелось вернуться. Например, к тонкий картине «Железная дорога близ станции Таруса» — с взрывающим снежище локомотивом, странно лежащим на ветках снегом…
Рано или поздно я собралась на выход, то обнаружила, словно самый «невезучий» второй палата почти свободен, насколько это возможно. Сие европейские впечатления художника — «Мельница получи и распишись истоке речки Вёль», «В парке. Место Вёль в Нормандии».
Рядом в уголке пристроился волос в волос сестры-близняшки Поленова, Веры.
Ну и паки (и паки) несколько самых известных картин Поленова, в первом зале:
«Водоем в парке Ольшанка»
«Старая мельница» — вновь деревянные старые строения лучше всего. Чисто что Поленову удавалось — это уснастить пейзаж какой-нибудь ветхой деревяшкой, и смену) простого вида природы получался шедевр.
«Непрополотый пруд»
И, конечно, лирично-задумчивый «Бабушкин садик» с безупречными просто, идеальными цветами, легкий и тихий.
Вот этой картиной я и завершила прогулку соответственно выставке, чувствуя, что если окунусь в разросшуюся толпу вкруг картин, то растеряю половину впечатлений. Их и в) такой степени трудно было не растерять, бредя помощью заснеженный слякотный Крымский мост, на котором дворники раскидывали пороша и под которым текла мутно-коричневая речка без единого кораблика. Но все а неяркое русское лето (и яркое восточное) мало-: неграмотный растерялись по дороге, как видите…